Люди всегда влюбляются в красивых и добрых. Наверное, поэтому я себя такой никогда не считала. Раньше меня никто не любил.
Таких как я называют Тень. Мы как люди, но не выходим на свет и почти ничего не чувствуем. Наша главная задача — вылавливать мертвые души, прежде чем они упорхнут в базовый мир. Между собой мы зовём их — «Ужин», в лицо — «мотыльки». А дальше самая карусель. Лично я люблю сначала немного поиграть, потому что в бесконечной тьме невыносимо скучно. Не так я планировала провести вечность.
Вообще, съесть или отправить на «теневую» сторону целыми — каждый решает сам. Что там за гранью реальности, куда отправляются бедные мотыльки – не знаю, но обратно ещё никто не возвращался. Да и кто бы в своём уме хотел сюда вернуться? Только сытая Тень может отпустить свой ланч-бокс, а здесь всегда все голодные.
Я попала в этот мир, когда мне было 6. С тех пор прошли тысячи лет, а я так и осталась ребёнком в красном пальто. Вернее – носить эту маску. Помогает вкусно поесть, но вот в обществе такое лицо не принимают – у них, видите ли, свои параметры чудовищ. Да и не нужны мне их объедки.
Так вот, к чему я: жила себе жила маленькая и противная я, поедала весело души, портила жизнь всем подряд, бесила Хранителей, а потом случилось то, после чего я больше не хочу так жить.
Однажды валяюсь на дереве и слышу – ревёт кто-то. Я обрадовалась – как раз время обеда. Какой-то детский пупс топал устало по грязи: в ленточках, в бантиках – мне такие не попадались, но Леонард говорит, вкусно.
— Ты тоже потерялась? – Она посмотрела на меня огромными глазюками, что аж неловко стало, насколько она сахарная. Думаю, наконец-то нормально поем, а то в животе урчит.
— Тебе бы не помешали резиновые сапоги. – Но сначала я решила её немного подразнить.
— А тебе расчесаться — у тебя смола в волосах.
Она сразу мне понравилась — дерзкая и чудаковатая. Сказала, что идёт к морю за фейерверками, найти родных. Я расхохоталась. Она, наверное, так и не поняла, что умерла.
Разубеждать не стала – так прикольнее. Предложила отвести взамен на имя – на что она ответила, что с радостью бы, да не помнит. Это место безжалостно рвёт воспоминания, но удивительно то, что девочка ни на кого не наткнулась, прежде чем забыть. Я предложила другую «валюту», которая была больше слухом, чем правдой. А чтобы удостовериться в реальности моей теории, мы отправились на чай к местному психу. Пока мы шли, девочка безостановочно рассказывала про ночные пикники под звёздами и прочую дичь из остатков памяти. Я ставила ей подножки – она падала в грязь, а затем вставала и смеялась, будто это игра.
В доме горел камин. Я осталась ждать снаружи. Наврала девчонке, что там живёт добрый старичок, который поможет, да ещё накормит печеньками. Высшее наслаждение было наблюдать через окно, как на лице Мотылька расползается ужас, а слепой пень пытается её пристрелить.
Моё весёлое кино прервал Леонард – он появился из ниоткуда, как всегда стараясь напугать. Когда он убедился, что не вышло, то сразу обратно включил режим высокомерия. Никак не привыкнет, что я уже ничего не боюсь.
Он прочитал лекцию о том, что нельзя играть с едой. Я начала оправдываться, что просто собираюсь украсть карту. Леонард — мой куратор, поэтому я не имела право что-то скрывать. Даже в токсичной тусовке есть свои правила. Я посмотрела на небо и на секунду задумалась, как же всё-таки выглядят звёзды, и правда ли, что они существуют.
Когда Мотылёк вернулась, Леонард исчез. Я уж была готова разозлится на неё, что упустила момент, но вдруг она достала ту самую карту. Девочка выпила с мерзким дедом чай, а он реально накормил её медовыми печеньями и рассказал теорию света. Про тот особенный Свет, который если проглотить – вспомнишь всё. Единственный Свет, который не причиняет вреда, даже таким как я. Мне показалось это бредом, но девочкин раздражающий энтузиазм меня убедил. Затем она достала из кармана жалкий клочок салфетки и достала те самые печенья. Для меня. Они были такими вкусными.
Мы украли его лодку (или он разрешил, я так и не поняла) и поехали в сторону бабки, к которой он нас отправил. Оказалось, что продавщица никому не нужных зонтов – это глухонемая жена деда, с которой они не могут быть вместе, потому что боятся лишиться рассудка, покинув дома. И не зря боятся.
Невозможно сказать, сколько мы плыли, потому что здесь нет времени. Девочка всё подлизывалась, и это меня одновременно бесило и успокаивало.
Карта оказалась бесполезной, вариантов не было. Я сказала Мотыльку, что могу воспользоваться своими Теневыми способностями, чтобы выйти из лимба. В обмен на её глаза. Она ослепла, и я стала её поводырём.
Девочка так же шутила и радовалась, пока мы не оказались у знакомого мне замка Теней, где шёл очередной праздник — как хорошо, что нас не заметили, а Мотылёк не видела главное блюдо. Немного помедлив, я промямлила, что могу крутануть пространство, и мы окажемся в нужном месте. Если девочка отдаст мне голос.
Последнее, что она сказала:
— Я тебе верю.
Хозяйка зонтов написала нам место, где найти Свет. Я наврала о том, кто я, иначе бы она погнала меня оттуда грязными тряпками. Уже тогда проскочила мысль, что и правильно бы сделала… Девочка улыбалась — мне было стыдно. Но я знала, что если её не съем, то сама стану ужином. Тени доедят всё, что во мне ещё осталось.
На выходе из дома поджидал Леонард. Он отобрал записку и прочитал содержимое только в обмен на девочкин слух. Я только растерянно смотрела на дырявый зонт у порога. У меня пропал аппетит.
Показалось, что вечная тьма стала ещё темнее. Леонард что-то шепнул девочке, расплылся в мерзкой улыбке, а затем растворился как пыль. Мотылёк ладонями проткнула свои хрупкие рёбра и достала из своего сердца Свет и, вся в слезах, протянула мне. Я посмотрела на него, и знала же, что будет адски больно, но всё равно разревелась. Вместо воды из моих глаз текла жгучая смола, поэтому я никогда не плакала. Мне было больно на неё смотреть, а еще больнее от новых воспоминаний из прошлого. Последние мгновения измученного ребёнка в красном пальто, которого топят в бочке смолы незнакомый мужчина.
И тут Мотылёк улыбнулась грустной улыбкой, одними губами шепнула: «всё хорошо». А я же знала, что нет. Для нее – больше никаких фейерверков, ни праздников, ни пикников, ни надежды, ни счастья. А для меня – жизни в своей черноте. Я сказала:
— Мне не надо. Я тебя отпускаю.
Насильно открывая ей рот, я заставила проглотить этот Свет. Она стала такой же, как и при первой встрече. Я щелкнула пальцами, и мы оказались у моря – к этому месту просто так не прийти. Беззаботные дети бегали с фонарями и ждали часа отправиться в базовый мир. Они были такими счастливыми, какой мне уже никогда не стать. Мотылёк умоляла пойти вместе с ней – настолько она замечательная. Но я соврала, что в другой раз.
Когда она уходила, со спины ко мне подошёл Леонард и взял за плечи.
— Надеюсь, ты понимаешь, что теперь будет. – Но я только ответила, что ему пора чистить зубы, потому что воняет.
Смола обжигала щеки, и я уж была готова к забвению, но перед глазами появились двое – один в желтом дождевике, по-дурацки лучезарный, как и мой Мотылёк, а второй спокойный и хмурый в чёрном пальто. В своём шуме я пропустила, как они прогнали Лео, и услышала от Хранителей душ только одно:
— Хочешь с нами работать?
Я посмотрела на горизонт за морем. Так вот они какие, эти звёзды.